Я - аристократка! У меня даже тараканы в голове породистые!
Двадцать четыре легионера выстроились в общей зале перед носилками, на которых лежал на боку Грациллоний. Свет отражался от мокрых доспехов — на улице шел дождь. Все разом, они отсалютовали и воскликнули:
— Привет тебе, центурион! — Он сел, отбросив одеяло.
— Что это значит?
— С разрешения командира, — проговорил Админий, — мы пришли с повинной.
— То есть?
Админий, запинаясь, пустился объяснять:
— Мы узнали, как все вышло, что это наша болтовня всему виной. Слухи-то расходятся… Командир, мы что угодно сделаем, чтобы искупить… Только прикажи.
Губы Будика дрожали, по лицу текли слезы.
— Я предал своего центуриона, — пролепетал он.
— Молчать! — рявкнул Админий. — Солдат ты или нет? Командир, мы ждем приказаний. Если ты не прикажешь никому нас выпороть, мы сами это сделаем. Все что угодно…
— Мы еще не нашли тех, кто тебя пытал, — тихо сказал Кинан, — но когда найдем, всю душу вынем.
Потрясенный, Грациллоний поднялся с носилок.
— Полно, да римляне ли вы? — воскликнул он. — Я этого не позволю! Они выполняли свой долг, действовали по приказу, как и вы, на благо Рима. Если вас и нужно наказывать, так только за эти мысли. Выкиньте их из головы.
Надо же, встал — и голова уже не кружится… Гнев — отличное средство встряхнуться. Да и раны заживают быстро. Грациллоний улыбнулся собственным ощущениям, потом оглядел своих понурых легионеров — и почувствовал вдруг, что к глазам подступили слезы.
— Ребята, не корите себя, — проговорил он. — Я не приказывал вам помалкивать, потому что сам не ждал беды. С чего мне было ее ожидать? А после ваших слов я даже рад, что все так вышло. Ну, шрамов у меня прибавилось, эка невидаль; за вашу верность цена невысокая. Дайте мне три-четыре дня, и я буду готов к дороге.
— Мы возвращаемся в Ис? — уточнил Админий.
Грациллоний покачал головой.
— Не сразу.
— Мы пойдем за центурионом, куда бы он нас ни повел. Верно, парни?
Легионеры одобрительно загудели."
— Привет тебе, центурион! — Он сел, отбросив одеяло.
— Что это значит?
— С разрешения командира, — проговорил Админий, — мы пришли с повинной.
— То есть?
Админий, запинаясь, пустился объяснять:
— Мы узнали, как все вышло, что это наша болтовня всему виной. Слухи-то расходятся… Командир, мы что угодно сделаем, чтобы искупить… Только прикажи.
Губы Будика дрожали, по лицу текли слезы.
— Я предал своего центуриона, — пролепетал он.
— Молчать! — рявкнул Админий. — Солдат ты или нет? Командир, мы ждем приказаний. Если ты не прикажешь никому нас выпороть, мы сами это сделаем. Все что угодно…
— Мы еще не нашли тех, кто тебя пытал, — тихо сказал Кинан, — но когда найдем, всю душу вынем.
Потрясенный, Грациллоний поднялся с носилок.
— Полно, да римляне ли вы? — воскликнул он. — Я этого не позволю! Они выполняли свой долг, действовали по приказу, как и вы, на благо Рима. Если вас и нужно наказывать, так только за эти мысли. Выкиньте их из головы.
Надо же, встал — и голова уже не кружится… Гнев — отличное средство встряхнуться. Да и раны заживают быстро. Грациллоний улыбнулся собственным ощущениям, потом оглядел своих понурых легионеров — и почувствовал вдруг, что к глазам подступили слезы.
— Ребята, не корите себя, — проговорил он. — Я не приказывал вам помалкивать, потому что сам не ждал беды. С чего мне было ее ожидать? А после ваших слов я даже рад, что все так вышло. Ну, шрамов у меня прибавилось, эка невидаль; за вашу верность цена невысокая. Дайте мне три-четыре дня, и я буду готов к дороге.
— Мы возвращаемся в Ис? — уточнил Админий.
Грациллоний покачал головой.
— Не сразу.
— Мы пойдем за центурионом, куда бы он нас ни повел. Верно, парни?
Легионеры одобрительно загудели."